Nesta quarta-feira (5), o prefeito do Cabo de Santo Agostinho, Keko do Armazém (PP), se reuniu com o presidente da república, Luiz Inácio Lula da Silva (PT), para assinar a ordem de serviço que autoriza o início das obras da Etapa 2 de construção de muros de contenção de encostas. Este projeto é parte fundamental dos esforços para melhorar a infraestrutura e a segurança nas áreas de risco do município.
Os recursos, no valor de R$ 14,57 milhões, serão empregados em diversas localidades da cidade, incluindo Cohab, Charnequinha, Bela Vista, Centro e Bairro São Francisco. “Gostaria de dizer da importância desse momento, da importância desse recurso para obras de contenção de encostas em Cabo de Santo Agostinho. A gente fica muito feliz de poder estar vindo aqui a Brasília, sendo contemplado com diversas ações. Já fomos contemplados na questão da segurança e, agora, com esse valor, um recurso significativo que a gente vai usar nessas obras tão importantes de contenção, obras de infraestrutura, que trazem dignidade para as pessoas que moram em áreas de risco e que são pessoas bem desfavorecidas”, comemorou o prefeito.
O investimento será utilizado no programa Morros de Cara Nova e beneficiará 35 pontos identificados como de alto risco de deslizamento. “Estas comunidades aguardavam há décadas por uma solução para seus problemas de segurança e infraestrutura”, completou Keko do Armazém.
A reunião contou com a presença dos senadores Humberto Costa e Teresa Leitão, além de deputados federais por Pernambuco, demonstrando o apoio político significativo para a realização destas obras essenciais.
MORROS DE CARA NOVA – As intervenções são essenciais para garantir a segurança e a melhoria da qualidade de vida dos moradores de Cabo de Santo Agostinho, especialmente aqueles que residem em áreas vulneráveis. Com a assinatura desta ordem de serviço, a administração municipal dá um passo crucial na proteção das comunidades contra deslizamentos e outras calamidades, promovendo a dignidade e o bem-estar da população local.
O autor da matéria divulga isso com a boca cheia de leite de Bolsonaro.
Вечный муж (Достоевский)
Это будет даже “доброе дело” с моей стороны. Это его поразило – и он даже посоветовался с известным доктором, правда, человеком ему знакомым; разумеется, заговорил с ним шутя. В сознании своем и по совести он называл высшими все “причины”, над которыми (к удивлению своему) никак не мог про себя засмеяться, – чего до сих пор еще не бывало, – про себя, разумеется; о, в обществе дело другое! На взгляд он и до сих пор смотрел молодцом. Припомнились даже два-три неуплаченные долга, правда, пустяшные, но долги чести и таким людям, с которыми он перестал водиться и об которых уже говорил дурно. Будь это дочь, ей таким образом купили бы имя и положение в свете, но Артур Берков останется по-прежнему мещанином, несмотря на древнюю родословную супруги. Вход был действительно несколько темноват и “запачкан”, из-под ворот; но самая квартира, во втором этаже, состояла из двух больших, светлых и высоких комнат, отделенных одна от другой темною переднею и выходивших, таким образом, одна на улицу, другая во двор. Давно уже он заметил, что становится чрезвычайно мнителен во всем, и в важном и в мелочах, а потому и положил было доверять себе как можно меньше.
Потом он припомнил, как, единственно для шутки, оклеветал одну прехорошенькую жену одного школьного учителя и клевета дошла до мужа. Потом дней пять сряду решительно “никто” не встречался, а об “каналье” и слух замер. Но все до известной меры – и нервы его решительно не соглашались иногда, в иные желчные минуты, выносить всю эту “пакость”, и, возвращаясь к себе домой, он почти каждый раз с отвращением входил в свои комнаты. Мы – два бывшие искреннейшие и стариннейшие приятеля и, так сказать, в полнейшей искренности сошлись и вспоминаем обоюдно ту драгоценную связь, в которой покойница составляла такое драгоценнейшее звено нашей дружбы! Действительно, в этой сегодняшней (пятой) встрече, которая так взволновала Вельчанинова, слон явился совсем почти мухой: господин этот, как и прежде, юркнул мимо, но в этот раз уже не разглядывая Вельчанинова и не показывая, как прежде, вида, что его узнает, – а, напротив, опустив глаза и, кажется, очень желая, чтоб его самого не заметили. Наконец, – ровно три дня спустя после этой (четвертой) встречи, – мы застаем Вельчанинова в его ресторане, как мы и описывали, уже совершенно и серьезно взволнованного и даже несколько потерявшегося. Господин был, как и все, ничего в нем не было такого особенного, прошел он скоро, но посмотрел на Вельчанинова как-то слишком уж пристально и почему-то сразу обратил на себя его внимание до чрезвычайности.
Вдруг, например, “ни с того ни с сего” припомнилась ему забытая – и в высочайшей степени забытая им – фигура добренького одного старичка чиновника, седенького и смешного, оскорбленного им когда-то, давным-давно, публично и безнаказанно и единственно из одного фанфаронства: из-за того только, чтоб не пропал даром один смешной и удачный каламбур, доставивший ему славу и который потом повторяли. Боюсь только, что она отнесется к своей незавидной роли с недостаточным энтузиазмом. А на другой день рассердился еще пуще, но в этот раз ему показалось, что есть за что и что он совершенно прав; “дерзость была муж на час недорого неслыханная”: дело в том, что произошла четвертая встреча. И когда теперь припомнил “ни с того ни с сего” Вельчанинов о том, как старикашка рыдал и закрывался руками как ребенок, то ему вдруг показалось, что как будто он никогда и не забывал этого. Да он еще два года тому назад и не поверил бы, если б ему сказали, что он когда-нибудь заплачет! Это он! Он! – твердила она.
И почему он так много берет на себя? И даже до сих пор он был полон самой непоколебимой, самой великосветски нахальной самоуверенности, которой размера, может быть, и сам не подозревал в себе, несмотря на то что был человек не только умный, но даже иногда толковый, почти образованный и с несомненными дарованиями. А между тем, казалось бы, она и средств не имела, чтобы привлекать и порабощать: “собой была даже и не так чтобы хороша; а может быть, и просто нехороша”. Но через час, обыкновенно, он уже презирал свою мысль и смеялся над ней: “Эти скверные мысли ни на каком юге не прекратятся, если уж раз начались и если я хоть сколько-нибудь порядочный человек, а стало быть, нечего и бежать от них, да и незачем” . Сначала, впрочем, припоминалось больше не из чувствительного, а из язвительного: припоминались иные светские неудачи, унижения; вспоминалось о том, например, как его “оклеветал один интриган”, вследствие чего его перестали принимать в одном доме, – как, например, и даже не так давно, он был положительно и публично обижен, а на дуэль не вызвал, – как осадили его раз одной преостроумной эпиграммой в кругу самых хорошеньких женщин, а он не нашелся, что отвечать. Авралы бывают, например, перед Новым годом.